Смирение

Смиренный же будет благодарить Бога не за блага только, но и за то, что считается противным; и что бы он ни терпел, он не будет думать, что потерпел незаслуженно. Так и мы, чем более преуспеем в добродетели, тем более станем смирять самих себя, потому что и это составляет великую добродетель.

Как тело имеет нужду в одежде и когда тепло, и когда настает стужа, так и душа имеет всегдашнюю нужду в облечении себя смиренномудрием.

Всем чувством почитай себя муравьем и червем, чтобы сделаться человеком Богосозидаемым: ибо если не будет того прежде, не последует и это.

Если человек станет молча переносить наносимое ему или, напротив, отвечать с великим смирением, то сделает древнего змея немощным и расслабленным и совсем убьет.

Смиренномудрие да будет у тебя и основанием, и облачением ответа; речь же твоя пусть будет ясна, приветлива в любви Божией.

Смиренномудрие есть безымянная благодать души, имя которой тем только известно, которые познали ее собственным опытом; оно есть несказанное богатство...

В какой... мере удручаешь тело свое... в такой же смиряй более сердце свое, в ничто вменяй... себя, чтобы, когда найдет себе доступ в тебя тщеславие, не пожать тебе вместо пшеницы крапиву и чтобы не погибли труды твои.

Истинное иноческое преуспеяние заключается в том, когда инок увидит себя самым грешным из всех людей.

Во всех твоих письмах не видно самоукорения и смирения, приличествующего для нашего монашеского звания, которое может нас и устроить в благоделании, и успокоить, но в твоем устроении все тебе кажутся виновными в твоих скорбях и озлоблениях, одна ты права во всем и от всех истязанная и оскорбленная. Поэтому вижу ты, если читаешь отеческие писания, то, видно, или не понимаешь, или не хочешь им последовать, или вовсе не читаешь отеческих книг, а потому и ничего не понимаешь и, мняся быть мудра, объюродела.

Всеми мерами старайся приобретать противоположное гордости – смирение, и как оно приобретается, учись в книгах святых отцов: всегдашнее самоукорение – ближний к нему путь.

Из писем ваших вижу ваше немощное устроение, еще не можете вкушать твердой пищи и горького пития укоризн и досад, но ведь еще время делания и посева, а не жатвы и обирания плодов бесстрастия. Когда смиренными помыслами себя укоряли и убеждали, тогда чувствовали и облегчение брани, но вознадеясь тонко об этом успокоении, особенно при виде оскорбившего лица, восставала брань. Потребность великая смирения и да не надеющеся будем на себя, но на Бога.

Ты видишь, отчего вы стали мирнее: ты пришла в самопознание, увидела свою вину, стала укорять себя; полагаю, что и она прибегла к тому же средству. Это самое и сокрушило силу врага, старающуюся возмутить душевное ваше устроение. Если ты будешь продолжать сознавать свои немощи, укорять себя и смиряться, то, хотя бы она и не имела этого, довольно и с твоей стороны духовного, смиренного мудрования, чтобы сокрушить коварства вражеские. Если она имеет в характере своем скорость и суетливость, но ведь намерение ее клонится к доброй стороне; и когда придет тебе помысел от врага судить ее действия – укори себя в чувстве души, и вражеское внушение отойдет.

Вы обе себя обвиняете; но, видно, еще не истинно, когда мир не наступил.

Вы укоряете себя, но, видно, только пером и устами, а не сердцем; прибегните к этому последнему средству, то и истребится вражеская кознь.

Часто вижу в ваших письмах каждая говорит: «Я считаю себя хуже сестры», – а на деле выходит другое; и потому, видно, не водружен этот помысел во внутреннем залоге души, о чем весьма бы не худо было постараться и потрудиться и при случаях воспользоваться приобретением этого сокровища.

Смущения ваши встречаются между вами и проходят – что делать? Лишь бы не западали в сердца со злопомнием – а это тогда, когда не будем себя укорять, а носить оправдание и другую осуждать.

Слышать о неприятностях между близкими родными очень прискорбно, и особенно когда твои советы к удовлетворению их не действуют. Да и можно ли этому быть, когда и в нашем устроении, без самоукорения, сколько ни советуй, не получают умиротворения ссорящиеся, а они и понятия не имеют о том, что надо себя укорять, – видят же только в ближнем вину.

Чего мы не можем сами от себя отвратить, то, видно, и надо этому быть к испытанию нашего терпения и к смирению; когда будем себя укорять и смиряться, то удобно и переносить, а если будем укорять людей и винить их, ставя причиной наших скорбей, то они тяжелее становятся и неудобоносимы бывают.

Нам, ищущим спасения, при исполнении заповедей Божиих самонужнейшее есть смирение, которое привлекает к нам Божию благодать и освещает все наши действия, а без него никакие подвиги и труды не могут нам доставить многожеланного мира, который даровал нам Премилосердый Создатель, говоря апостолам: «Мир оставляю вам, мир Мой даю вам» (Ин. 14:27), и о всем приносите Богу благодарение, а особенно вспоминая великие Его к вам благодеяния и милости.

Смирение есть одно непреоборимое оружие против всех козней вражеских, но достижение до него нелегко, а тем более в мире живущим и непостижимо. Вы же хотя и укоряете себя словами, но им нельзя дать веры, когда не приобретаете истинного сердечного смирения.

Спросите, как же и откуда научиться смирению? Сам Господь наш Иисус Христос сказал: «Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим» (Мф. 11:29); вот основание нашей науки – смирение. Святые отцы, подражая этому учению, научались до того, что при всей их святости считали себя хуже всех и под всею тварью, и нас учат этому; и ясно показали, что где только случилось падение, там предварила гордость.

Сама высшая Любовь, Сын Божий, облеклась во смирение нашей плоти.

Смирение – неприступная крепость для умных похитителей.

Старайся, чтобы со внешним смиренноодеянием согласовать и внутреннее смирение. Считай себя худшей и последнейшей всех, не устами только говоря, но в сердце мысль водружая; оно доставит тебе спокойствие. Однако не думай, чтобы дело это скоро могло совершиться: оно требует многого времени, труда и отсечения своей воли и разума, о чем уже много раз сказано, читано и писано было, но без практики не будет успеха: много раз падешь, смиришься и восстанешь, и тогда только твердо будет, когда совершенно познаешь свою немощь и не будешь опираться на свои дела.

Как мы далеки от смирения! А оно бы все стрелы лукавого сокрушало. Надо учиться этой божественной науке; не нужно ходить ни в университеты, ни в академии и не тратить на это денег; и бедный, и богатый – все имеют право и способ учиться даром: «Научитесь от Меня…» (Мф. 11:29). Не будем неверны словам Господа нашего Иисуса Христа, а воспользуемся и станем учиться, время всегда есть; не только в 3-й, но и в 11 час пришедших Он не отвергает, а принимает и равную плату воздает.

Когда будешь следовать учению святых отец, то и капризы твои уничтожатся, но только уже не будешь думать, что ты их не имеешь, а просветившимися душевными твоими очами будешь видеть грехи свои, как песок морской. Знай, что смирение не в том состоит, чтобы видеть, что ты смиренна, а прочти об этом у святого Иоанна Лествичника, у аввы Дорофея и святого Петра Дамаскина.

Признаком смирения и гордости да будет для тебя следующее: вторая всех презирает, укоряет и видит в них черноту, а первое видит только свою худость и не смеет судить кого-либо.

Никакими благами или подвигами не можешь воздать Ему, только смирением, с которым и весь лик добродетелей не отступит от тебя, а без него, хотя бы ты и мнила что иметь, обманешься; однако ж приобретать это богатство надо не на словах, но испытанием проходить жизнь. Об этом теперь не время еще говорить, тебе непонятно без опыта.

Сознавая свою греховность, приобретайте смирение, которое сильно ходатайствовать ко Господу как о прощении грехов ваших, так и об утверждении впредь к исполнению заповедей Его.

В немощи и преткновении случающемся смиряй себя не краем языка, а сердечным чувством, да получишь залог его (благого делания).

О, когда бы нам, поучаясь о смирении, хотя бы мало подражать ему и, видя худость свою, приобретать это сокровище, оно бы нас во всем успокаивало. А без него, и все имея, человек не может быть мирен и спокоен.

Пишешь: кажется тебе, что ты смиренна и терпелива. Какое наше смирение? – волчье, а терпение? – гнилое. Когда бы мы были смиренны, то принимали бы скорби, как достойные их; и по апостолу: «Мы отовсюду притесняемы, но не стеснены» (2 Кор. 4:8). Господь да вразумит тебя и наставит, как истинно смириться и претерпеть с благодарением.

Нам нужно позаботиться о своем устроении и о своей душе; мы полны страстей, а мечтаем высоко, всегда читаем и говорим о смирении, а дойдет дело – и слова и взгляда не понесем. Потому и надо подвизаться на исполнение заповедей и, видя высоту их, низводить себя во глубину смирения и отвергаться своей воли и разума.

Где же смирение, о котором читаем, говорим и пишем? Надо, видно, учиться ему на деле, в училище скорбей, как учат нас святые отцы, что «разум истинный есть порождение смирения, а смирение есть порождение скорбей».

Довольно тебе известно, что в духовной жизни самый нужнейший плод есть смирение, – чему мы научаемся только языком, а на опыте не хотим и коснуться.

Сколько могу заметить, враг борет тебя, чтобы отлучить от места, на котором можешь иметь приуспевание; но ты хочешь таковое и видеть в себе. Полезно ли это будет для тебя? Не больше ли должна ты видеть свои немощи и страсти и через них смиряться? И святые отцы, чем ближе были к Богу, тем больше себя смиряли, взирая на высоту совершенства, и имели себя под всею тварью.

При всех наших деланиях самонужнейшее – смирение, а оно учит считать себя за ничто и иметь себя под всеми, а что-то эта азбука у нас не тверда, хотя нередко случаи бывают к научению этому испытанием, да и прежние грехи наши должны нас смирять и помнить то, что «монах есть бездна смирения и столп терпения».

Ты заметила ошибку своего понятия в считании себя хуже всех, а если думала, что имела такое устроение или теперь думаешь, то все еще имеешь самомнение. Этой науке только многим трудом и навыком нужно или можно научиться. Не тогда действия освятятся таковым. Святые отцы чем святее были, тем сильнее почитаемся смиренными, когда только сами себя уничижаем, но когда, быв унижены от других, без смущения принимаем, как достойные этого. Так же душевное наше бесплодие невольно должно нас низводить в глубину смирения, и страсти, мучающие нас, такое же производят действие.

Рассматривание ваше самого себя, скудость и бесплодие дел не должно приводить в смущение и отчаяние, но через прежние и настоящие намерения надо познавать свою немощь и нищету, считать себя последнейшим всех и нисходить во глубину смирения.

Уничтожение своих действий в мысли нашей и осознание перед Богом немощей наших, а также и труд, и понуждение себя к молитве принимает Он лучше, нежели благие дела наши, оскверненные высокоумием и мнением, и ту молитву, о которой мы думаем, что от души приносим. Когда придем во смирение, то все наши действия осветятся таковым. Святые отцы чем святее были, тем больше видели свою худость и смирялись, а дарования Божии еще более на них ниспосылались, а если которые из них умом о себе возвышались, то лишались и дарований, пока вновь приходили во смирение.

Святой Иоанн Дамаскин в слове о страстях пишет, что подвижничество нужно для тех, кто имеет тело здоровое и крепкое. А для немощных телом более необходимо смирение и благодарение. Благодарить Бога нужно за то, что немощами смиряет нас, чтобы смирившихся помиловать и спасти, по сказанному в псалмах: «Я изнемог, и Он помог мне» (Пс. 114:5).

Смиряться же нужно и полезно, и необходимо всем, как крепким, так и особенно слабосильным. Смирение может заменять внешние труды. А без смирения и большие подвиги не могут приносить пользы.

Говоришь: «Желаю непрестанно чистым умом и сердцем славословить Господа». Другими словами, нечистый желал бы быть чистым. Все это очень высоко, а достигается то, чего ты желаешь, покаянием, и исполнением заповедей Божиих, и смирением. Если, по словам святого Иоанна Лествичника, и взойдя на все ступени добродетелей, человек должен молиться о помиловании, то тем более мы, грешные и немощные, сознавая, что страсти и грехи тянут нас к земле, должны каяться и смиряться, а больше меры за высокое не браться, потому что с высоты падают, и возносящийся поневоле смирится.